В настоящее время присутствие России и российских компаний в нефтегазовой отрасли Туркменистана затрагивает в основном лишь торговую сферу – вопросы закупки и транспортировки туркменского газа в Россию/российском направлении.  В то же время, масштабы российского присутствия в самой туркменской нефтегазовой отрасли все еще крайне незначительны.

В определенной степени это связано с тем, что в Туркменистане добыча углеводородов на суше является прерогативой государства (исключение было сделано для китайской КННК и российской МГК «ИТЕРА»), в то время как для иностранных инвесторов доступно лишь освоение шельфовых месторождений на условиях СРП. Тем не менее, такие компании как британо-арабская «Драгон Ойл» (Dragon Oil), малазийская «Петронас» (Petronas), датская «Мэрск» (Maersk), немецкая «Винтершелл» (Wintershall») и китайская КННК, давно и достаточно успешно работают на туркменском участке каспийского шельфа.

В советский период нефтегазовое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Таджикистаном (Таджикской ССР) ввиду отсутствия промышленных запасов углеводородов на таджикской территории, также как и в случае с соседним Кыргызстаном, в основном касалось плановых поставок туда российских нефтепродуктов. Тем не менее, Таджикистан был гармонично вписан в систему межреспубликанского обмена энергоресурсами: помимо нефтепродуктов и угля из России, Казахстана и Узбекистана в республику поставлялся газ из Туркменистана и Узбекистана. В свою очередь, Таджикская ССР, обладающая значительным гидроэнергетическим потенциалом, входила в число производителей и поставщиков электроэнергии в бывшем СССР.

После распада Советского Союза эта схема межреспубликанского энергетического обмена претерпела значительные изменения, и Республика Таджикистан (РТ) стала испытывать острую и неудовлетворенную потребность в энергоресурсах, в том числе углеводородах. Все это вызвало жизненную необходимость развития собственной нефтегазовой отрасли: нужно было реанимировать старые, пробуренные еще в советское время скважины, осуществлять поиск и разведку новых месторождений в условиях крайне сложного рельефа и большой глубины их залегания. Это в свою очередь, требовало привлечения значительных финансовых ресурсов, соответствующих специалистов и технологий. Однако гражданская война в РТ на многие годы обусловила катастрофическое положение национальной экономики и, соответственно, отсутствие всякой заинтересованности к ней, и нефтегазовой отрасли в частности, со стороны зарубежных инвесторов, в том числе из Российской Федерации.

Некоторый рост интереса России и российского бизнеса к экономике Таджикистана стал возможным только с приходом в Кремль нового руководства, последовавшим повышением роли и места Центральной Азии в системе внешнеполитических приоритетов России, а также в условиях высоких цен на энергоресурсы. К тому же Таджикистан, на территории которого располагается крупное соединение вооруженных сил РФ (201 мотострелковая дивизия) и вплоть до 2004 года находились российские пограничники, был и остается для Москвы военно-стратегическим форпостом в центральноазиатском регионе.

Очевидно, что нефегазовый сегмент кыргызской экономики (как и вся кыргызская экономика) нуждается в экстренной внешней помощи (если не реанимации), так как у Кыргызстана нет собственных средств на его развитие. В Бишкеке, как представляется, должно присутствовать и укрепляться понимание того, что реабилитация порядком изношенной кыргызской нефтегазовой инфраструктуры может быть осуществлена только Москвой и только с ее помощью, а поэтому ни о какой альтернативе России/российскому бизнесу не может быть и речи !!!

Тем не менее, основным/главным риском, который мог бы воспрепятствовать закреплению России/российского бизнеса в нефтегазовой отрасли Кыргызстана была и остается возможность дестабилизации республики, вызванная в том числе непродуманной внутренней и внешней политикой самого Бишкека. Кроме того, в ходе процесса закрепления в нефтегазовой отрасли Кыргызстана российская сторона также может столкнуться с некоторыми трудностями, значение которых однако, скорее всего, не стоит преувеличивать:

-  неурегулированность территориальных споров между Кыргызстаном и Узбекистаном;

-  конкуренция на кыргызском рынке нефтепродуктов.

Неурегулированность территориальных споров
между Кыргызстаном и Узбекистаном

В случае, если тот же «Газпром», приступит к промышленной разработке углеводородных месторождений в южных областях Кыргызстана, где на сегодняшний день и находятся более-менее разведанные запасы нефти и газа, а также приватизирует там объекты инфраструктуры кыргызских компаний («Кыргызгаз» и, в перспективе, «Кыргызнефтегаз»), то у российского концерна могут возникнуть определенные трудности, обусловленные незавершенностью процесса делимитации границ между Кыргызстаном и Узбекистаном, и оспариванием ими спорных участков приграничных территорий.

В силу того, что запасы нефти и газа в Кыргызстане незначительны, а сами углеводородные месторождения малорентабельны и технологически сложны в освоении, то особенно в условиях растущей нестабильности в КР,  не следует ожидать масштабного увеличения проектно-инвестиционной активности России и российских компаний а, тем более, международной конкуренции в нефтегазовой отрасли этой центральноазиатской республики.

При этом наиболее вероятным представляется, что ни «Газпром», ни любая другая российская (или даже зарубежная) компания так и не приступят к промышленной разработке месторождений нефти и газа на кыргызской территории. В частности, даже в случае если газотранспортные мощности и газохранилища Кыргызстана перейдут в собственность «Газпрома», то российскому газовому монополисту будет гораздо проще и экономически выгоднее закупать газ в других странах региона (как Узбекистан, Туркменистан, а в перспективе Казахстан), после чего продавать «голубое топливо» на кыргызском рынке. Примерно такой же алгоритм действий российских компаний, скорее всего, может быть выработан в плане поставок нефти и нефтепродуктов в Кыргызстан.

В то же время, нельзя полностью исключить и тот, пока крайне маловероятный сценарий, что «Газпром» или другая российская компания все же приступят к освоению кыргызских нефтегазовых месторождений. Однако, как представляется, это будут вовсе не экономические, а скорее политические проекты. Учитывая то, что запасы нефти и газа в КР не представляют коммерческого интереса, то пойти на масштабные капиталовложения в их освоение российский бизнес может только лишь под давлением Кремля и правительства,  которые в данном случае будут руководствоваться стратегическими и долгосрочными соображениями. Дело в том, что добыча того же газа в южных областях республики является принципиально важным вопросом для самого Кыргызстана, так как может позволить Бишкеку значительно снизить (или даже устранить) свою зависимость от импорта из соседнего Узбекистана, с которым периодически возникают проблемы из-за своевременности оплаты за поставки «голубого» топлива. Если «Газпром» поможет Кыргызстану достичь энергетической независимости, это позволит РФ кардинально укрепить свои позиции в КР.

Российское присутствие в нефтегазовой отрасли Кыргызской Республики (КР) представлялось двусмысленным и неоднозначным еще при режиме бывшего президента КР К.Бакиева (2005-2010 годы). После же очередной «революционной» смены власти в Кыргызстане весной 2010 года и стремительного вхождения данной центральноазиатской республики в очередной виток нестабильности двусмысленности и неоднозначности в характере российского присутствия в нефтегазовой отрасли  КР только прибавилось.

С одной стороны, тот же «Газпром» до весны 2010 года был как никогда близок к установлению практически полного и монопольного контроля над ключевыми национальными компаниями и основными сегментами в данной сфере экономики Кыргызстана, а также местным рынком нефтепродуктов. Все это позволяло считать позиции РФ в нефтегазовой отрасли КР устойчивыми и доминирующими.

С другой стороны, масштабы собственно проектной и финансовой, в том числе инвестиционной активности России и российского бизнеса были и остаются крайне незначительными, а перспективы освоения тех же углеводородных месторождений на территории КР, а также  в целом закрепления в нефтегазовой отрасли страны – крайне туманными (особенно после событий смены власти в республике весной 2010 года).

В советское время взаимодействие между Россией (РСФСР) и Туркменистаном (Туркменской ССР) в нефтегазовой отрасли касалось в основном поставок газа с туркменских месторождений в Россию/российском направлении и координации действий по обеспечению функционирования магистрального трубопровода «Средняя Азия – Центр» (САЦ). После распада Советского Союза, когда вышеуказанная схема разрушилась, в нефтегазовом взаимодействии между Российской Федерацией (РФ) и Туркменистаном четко прослеживаются три этапа:
- первый этап: период 90-х годов;
- второй этап: период 2000-2008 годов;
- третий этап: период с 2009 года по настоящее время.

Первый этап: период 90-х годов
Период спада пришелся в целом на 90-ые годы и продлился вплоть до 2003 года: масштабы и интенсивность российско-туркменского нефтегазового сотрудничества тогда кардинально снизились. Начиная примерно с 1993 года, российский концерн «Газпром» стал регулярно блокировать поставки туркменского «голубого топлива» через систему трубопроводов САЦ. Основной причиной этого была неурегулированность контрактных соглашений между Туркменистаном и Россией по поводу поставок газа на Украину. С одной стороны, это было связано с тем, что «Газпром», выступая торговым посредником между Туркменистаном и Украиной и, пользуясь монопольным доступом к российским газотранспортным коммуникациям, закупал туркменский газ по цене в 3-5 раз ниже, чем на европейском рынке и затем перепродавал туркменское «голубое топливо» по более высокой цене.

Со второй половины 90-х годов ХХ столетия российские нефтегазовые компании, реализуя стратегические планы по расширению своих возможностей, стали обращать большее внимание на Казахстан, где еще в бытность Советского Союза были обнаружены крупные запасы углеводородного сырья, значительная часть которых в силу ряда причин ранее была не востребована. В настоящее время Россия и российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ», а также «Роснефть» и «Газпром») принимают участие или декларирует свою готовность к участию в добычных проектах в Казахстане не менее чем на 18 крупных месторождениях нефти и газа.

К числу стратегически важных относятся совместная с другими иностранными компаниями разработка таких месторождений как «Тенгиз» и «Карачаганак», которые входят в разряд наиболее крупных в мире (доказанные запасы – около 3,1 млрд. и 1,2 млрд. тонн нефти/1,35 трлн. кубических метров природного газа соответственно), а также проведение геологоразведочных работ на перспективных участках «Курмангазы» и «Жамбай» (геологические запасы оцениваются примерно в 1, 8 млрд. и 6,5 млрд. тонн жидких углеводородов соответственно). Кроме того, в планах «Газпрома» и «ЛУКОЙЛа» также освоение перспективных месторождений «Хвалынское», «Центральное» и «Имашевское» (общий оценочный объем – более 450 млрд. кубических метров природного газа и около 230 млн. тонн жидких углеводородов).

Объемы российских финансовых ресурсов, так или иначе вложенных в добычные проекты на территории Казахстана предположительно составляют около 4,5 млрд. долларов, включая примерно 3,1-3,2 млрд. долларов приобретенных активов и не менее 1,3-1,4 млрд. долларов прямых инвестиций. Однако в целом российская доля в проектах по добыче нефти и газа на территории Казахстана все еще не столь значительна. Сегодня российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ») добывают в Казахстане всего лишь около 8% от общего объема добытой нефти и порядка 15% от общего объема добытого газа.

По сравнению с другими иностранными компаниями и государствами, присутствующими в ТЭК Казахстана, Россия и российские компании пока имеют определенные преимущества лишь по следующим трем важным позициям:
- контроля над основными объемами первичной переработки казахстанского природного газа и, соответственно, экспорта произведенного товарного газа из Казахстана в Россию/российском направлении;
- обеспечения транзита большей части казахстанской нефти на внешние рынки;
- сохраняющейся структурно-технологической взаимозависимости в атомной, угольной и электроэнергетической отраслях.

Однако, все меньше гарантий того, что российской стороне удастся сохранить данные преимущества в будущем. Так, монополия России на транзит казахстанских углеводородов на внешние рынки уже в значительной степени разрушена. В декабре 2009 года сдана в эксплуатацию первая нитка нового магистрального газопровода «Туркменистан – Узбекистан – Казахстан – Китай», а в ближайшее время могут выйти на свою проектную мощность два альтернативных российскому направлению трубопровода: нефтепровод «Баку – Тбилиси – Джейхан» (БТД, до которого казахстанская нефть поставляется танкерами) и нефтепровод в Китай «Атасу – Алашанькоу». Кроме того, в Казахстане изучаются и проекты поставок нефти и газа в южном направлении, в том числе через Туркменистан и Иран, а также по дну Каспийского моря.

В свою очередь, существует угроза размыва структурно-технологической взаимозависимости РФ и РК в атомной отрасли, учитывая то, что еще в 2007 году Китайская Гуандунская ядерно-энергетическая корпорация (CGNPC) и НК «Казатомпром» подписали базовое соглашение о совместном производстве ядерного топлива для китайских АЭС. Планируется, что добытый в Казахстане уран будет поступать в Китай для обогащения, а затем – обратно на Ульбинский металлургический комбинат (собственность НК «Казатомпром», расположен в Восточно-Казахстанской области), где пройдет переработку в ядерное топливо, которое будет направляться в Китай.

На современном этапе российско-казахстанское энергетическое взаимодействие затрагивает все ключевые отрасли казахстанского ТЭК: нефтегазовую, угольную, атомную и электроэнергетическую. Именно в данных отраслях сосредоточены основные российские капиталовложения (инвестиции, активы и кредиты). По состоянию на начало 2010 года, общий объем российских финансовых ресурсов ориентировочно мог составлять 8,3-8,5 млрд. долларов, а в ближайшие годы (причем согласно обещаниям, в основном сделанным до начала мирового финансового кризиса), может возрасти еще на 9-10 млрд. долларов.

Тем не менее, очевидно и то, что российско-казахстанское энергетическое взаимодействие сосредоточено преимущественно в нефтегазовой отрасли РК, где российские позиции не выглядят устойчивыми на фоне позиций других ведущих внешних игроков – зарубежных стран и компаний. И хотя за рамками нефтегазовой отрасли (в тех же атомной, угольной и электроэнергетической отраслях) РФ и российский бизнес пока еще не сталкиваются с серьезной внешней конкуренцией, однако и здесь уровень российско-казахстанского взаимодействия пока все еще крайне далек от уровня взаимодействия в советское время. В итоге, несмотря на очевидно высокое внимание со стороны России к ТЭК Казахстана, реальные масштабы российского присутствия здесь представляются все же достаточно скромными.

Во-первых, доля российских финансовых ресурсов даже в нефтегазовой отрасли Казахстана на фоне всех других иностранных вложений не так уж и велика, составляет всего лишь порядка 17-18%. Основной же объем иностранных капиталовложений приходится на США, Нидерланды, Великобританию, Италию и Китай. Более 70% нефтегазовых ресурсов Казахстана находятся под контролем западных и азиатских компаний, которые к тому же на порядок более активно участвуют в разработке именно наиболее крупных (хотя и более сложных в освоении) месторождений, в том числе «Тенгиз» и «Кашаган», где сосредоточено свыше 50% всех разведанных нефтяных запасов Казахстана.

В период существования СССР энергетические отношения России (РСФСР) с Казахстаном (КазССР) развивались в рамках единого общесоюзного ТЭК. Энергетические комплексы РСФСР и КазССР были структурно и технологически глубоко интегрированы друг с другом, обеспечивая тесное взаимодействие по функционированию единой нефтегазотранспортной системы, переработке нефти и газа, интенсивному обмену углем и электроэнергией, а также производству ядерного топлива.

После распада СССР российско-казахстанские энергетические и в целом экономические отношения заметно ослабли. Отражением этого стало кардинальное уменьшение масштабов торгово-экономических связей между РФ и РК. Так, по сравнению с 1991 годом, в 1992 году двусторонний торговый оборот России с Казахстаном снизился в среднем в 5,2 раза. На протяжении 1992-2003 годов ежегодные объемы торговли находились в пределах 3,7 – 5,3 млрд. долларов. При этом практически прекратилось взаимодействие в угольной и атомной отраслях, кардинально снизились масштабы обмена электроэнергией, а в нефтегазовой отрасли сотрудничество ограничивалось участием российских компаний лишь в трех проектах.

С приходом же к власти в России В.Путина и его команды, последовавшего за этим возвращения России в Центральную Азию, российско-казахстанские отношения в энергетике (и в экономике в целом) стали возрождаться. Отражением этого является то, что, начиная с 2003 года, масштабы торгово-экономических связей РФ с РК стали развиваться динамично и поступательно. Так, в период 2003-2008 годов двусторонний товарооборот вырос более чем в 3,7 раза – с 5,2 до 19,8 млрд. долларов. Но в 2009 году, из-за негативного влияния мирового экономического кризиса, российско-казахстанский товарооборот уменьшился на 30% по сравнению с предыдущим годом – с 19,8 до 13,9 млрд. долларов, составив около 13,9 млрд. долларов.

Характер проникновения России и российского бизнеса в таджикскую энергетику представляется неоднозначным и двусмысленным. С одной стороны, Россия, осуществив стратегически важный для Таджикистана крупный гидроэнергетический проект (строительство Сангтудинской ГЭС), а также приступив к геологоразведке таджикских углеводородных месторождений, уже заняла доминирующие по сравнению с другими государствами и зарубежными компаниями позиции в ТЭК Таджикистана. С другой стороны, собственно проектно-инвестиционная активность России пока не столь высока, а ее перспективы в основных отраслях таджикского ТЭК (гидроэнергетической, нефтегазовой и атомной) выглядят крайне туманными.

Во-первых, хотя объем российских инвестиций является существенным на фоне нынешних масштабов таджикской экономики, он вряд ли будет увеличиваться в кратко- и среднесрочной перспективе. И это при всем том, что гидроэнергетический потенциал Таджикистана очень высок и, помимо этого, эксперты все же прогнозируют наличие в Таджикистане более-менее крупных для РТ запасов газа, которые в перспективе могли бы полностью удовлетворить потребности республики.

Во-вторых, ТЭК Таджикистана не представляет особого интереса для России, поскольку в Таджикистане нет такого объема энергоносителей, которые могли бы иметь сколько-нибудь существенное значение для энергетической безопасности РФ. Тем более, что ключевая отрасль таджикского ТЭК – гидроэнергетическая, в целом находится в крайне тяжелом состоянии, пока нерентабельна для российских компаний и требует огромных инвестиций (причем, в условиях нерешенности водно-энергетической проблемы Центральной Азии), а перспективные газовые месторождения в РТ характеризуются повышенной технологической сложностью разработки (залегают на глубине от 5500 до 7000 метров), и по этой причине чрезвычайно дороги в освоении. Состояние же атомной отрасли Таджикистана сегодня таково, что она вряд ли будет представлять интерес для России, по крайней мере, в среднесрочной перспективе.

В-третьих, как показывает практика, все попытки российского бизнеса расширить свое присутствие в различных отраслях и секторах таджикской энергетики путем приобретения активов предприятий и взятия под свой контроль их деятельности, сталкиваются с сопротивлением Душанбе. Проявляя заинтересованность в российских инвестициях, Таджикистан, тем не менее, пытается не допускать российские компании к участию в приватизации стратегических объектов своей энергетики, желая сохранить государственный контроль над ними.